Девушка в лабиринте  - Донато Карризи

Бериш понимал, почему Управление не хочет огласки, ведь если люди узнают правду, несдобровать полиции, которая не сумела спасти Саманту Андретти за долгих пятнадцать лет.

– Знаю, о чем вы думаете, – прозвучал женский голос за его спиной.

Бериш обернулся: перед ним стояла темнокожая красавица лет сорока, элегантно одетая.

– Значит, все верно? Девушка в коме? – спросил он.

– Не совсем так, – поправила его дама. – На самом деле она в состоянии кататонии: иногда частично приходит в сознание, иногда отключается полностью.

– По правде говоря, спецагент Делакруа по-другому описал мне состояние Саманты…

– Как именно?

– Как вечное заточение в кошмаре, от которого невозможно пробудиться.

Женщина вздохнула.

– Мы надеялись, что она доставит нам сведения, которые помогут поймать похитителя или найти тюрьму, где ее держали пятнадцать лет, но все попытки оказались тщетны. – Она умолкла, покачала головой. – Настоящая тюрьма – в ее рассудке, эти оковы уже невозможно разбить.

На лице ее отразилось разочарование. Интересно, подумал Бериш, какую роль играет эта женщина в деле Саманты Андретти.

– Я спецагент Саймон Бериш, – сказал он, протягивая руку.

Слабо улыбнувшись, она ответила на рукопожатие:

– А я профайлер, которому поручено это дело, мое имя Клара Грин.

Стена под влажным пятном была серого цвета.

А на ладонь ее попали чешуйки белой краски. Этого не может быть, сказала она себе. Страх нахлынул волной. Это все не взаправду. Это не со мной.

Нужно немедленно дать кому-то знать. Желтый телефон, сообразила она. Уже не враг, а друг.

Так быстро, как только могла, она поковыляла к тумбочке, волоча загипсованную ногу. Дотянулась до аппарата, схватила трубку, поднесла к уху. Набрала девятку, как говорил доктор Грин… Аппарат молчал, связи не было.

Ей хотелось завопить во весь голос, но она сдержалась.

Повернулась к двери позвать на помощь. Но если все происходит в действительности, глупо думать, будто кто-то может ее спасти.

Тем не менее она бросилась к выходу, в отчаянии, в страхе перед тем, что может там обнаружить. Добравшись до двери, подергала ручку: не заперто. Это добрый знак.

Отворив дверь, увидела спину полицейского, который сидел перед дверью в палату. На радостях чуть не бросилась ему на шею. Но эйфория длилась всего лишь миг: перед ней – неодушевленный предмет, мелькнула догадка.

Манекен с улыбкой на лице, как в витринах универмагов, одетый в полицейскую форму.

На столике, между шприцами и лекарствами, стоял старый портативный стереомагнитофон: кассеты крутились, воспроизводя привычные больничные звуки. Тут же и телевизор, по которому Грин показывал прямую трансляцию телерепортажа, но только сейчас она заметила, что к телевизору подключен видеомагнитофон.

Кипа старых, пожелтевших газет, на верхней – статья о ее неожиданном появлении. На стуле – рыжий парик и халат медсестры. «Спи, милая, спи…» – по-матерински ласково уговаривала ее женщина, меняя капельницу.

Наконец она огляделась вокруг. Узнала серые стены и железные двери, выходившие в коридор. Малейшую надежду на то, что она ошиблась, опровергла реальность. Теперь она точно знала, что происходит.

Игра.

Она не покидала лабиринта.

– Мне сообщили насчет вашего друга, частного детектива: мои соболезнования, – проговорила доктор Грин.

– Мы не были друзьями, – уточнил Бериш, хотя ему и хотелось добавить, что он с удовольствием познакомился бы поближе с Бруно Дженко. – Но все равно спасибо.

– Хотите чашечку кофе? – предложила женщина.

– Не откажусь, – ответил Бериш, бросая последний взгляд через фальшивое зеркало. Кто знает, сколько таких Самант Андретти томится где-то в заточении: никто не знает о них и никто не в силах их спасти.

Потом Бериш вспомнил комикс о кролике с глазами сердечком. Кто знает, скольких детей заразила тьма и они выросли монстрами.

Кто знает, сколько Банни еще гуляют на свободе.

Я не Саманта Андретти.

Осознание буквально раздавило ее. Нужно выбираться отсюда. Она знала, что это невозможно, но отуманенный мозг отказывался признавать, что все вокруг – иллюзия.

Садистская игра монстра.

Она побрела дальше по коридору; загипсованная нога волочилась мертвым грузом. Скорее всего, и это обман, нет никакого перелома. Просто способ удержать меня в постели, чтобы я не вышла из комнаты и не узнала правду. И за зеркалом, которого она так боялась, скрывался не чей-то угрожающий взгляд, а все та же проклятая стена.

Преодолев метров двадцать, она замерла. Ее внимание привлек какой-то слабый звук. Он доносился из третьей комнаты справа.

Что-то вроде радиопередачи.

Она пошла в этом направлении, остановилась у порога. Прислушалась: какая-то беседа.

Решила украдкой заглянуть внутрь.

Доктор Грин стоял к ней спиной. Перед ним – магнитофон, куда записывались их разговоры. Он слушал в наушниках. Но звук был достаточно громким, так что она отчетливо могла разобрать фразы.

«Не знаю, смогу ли я».

Она узнала собственный голос. Потом услышала голос доктора:

«Послушай, Сэм: разве ты не хочешь, чтобы этот человек заплатил за то, что сделал с тобой? А главное, ты ведь не хочешь, чтобы он сотворил то же самое с кем-то еще…» Эти слова он произнес, когда она очнулась, ничего не помня, а он показал ей листовку с фотографией тринадцатилетней Саманты Андретти. «Как ты поняла, я не полицейский. У меня нет пистолета, я не гоняюсь за преступниками и не подставляю себя под пули. У меня, по правде говоря, на это и духу не хватит». Она слышала, как доктор смеется над собственной шуткой. «Но в одном могу тебя заверить: мы его поймаем вместе, я и ты. Он этого не знает, но есть место, откуда ему не сбежать. Там-то мы и станем его преследовать: не снаружи, а внутри, в твоем уме».

Последняя фраза доктора Грина заставила ее содрогнуться, так же как и в первый раз.

«Ну, что скажешь: ты доверишься мне?»

Она вспомнила, как протянула руку, чтобы вернуть листовку. Сама того не ведая, положила начало игре.

«Молодец, храбрая моя девочка».

Я не твоя девочка. И совсем не храбрая.

Ты не доктор. И не собираешься мне помогать.

Ты – это он.

Теперь, когда она увидела монстра воочию, он показался ей еще более чудовищным. Мысль о том, что в высшей степени нормальный, обыкновенный человек таит в себе столько зла, была страшнее любого кошмара. Чудовища в сказках внушают такой ужас, такое отвращение, что жертвы начинают верить в утопию, грезить о возможной победе. Но перед лицом столь обыденного, столь банального существа всякая надежда на спасение исчезает.